«Мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения»

Продолжение. Предыдущая история 3-4:

Ничейные Острова

Calamity Islands | Sakhalin and the Kurils – terra incognita of a brutal Russian Empire

Non FictionOleg Klimov

Документальному фотографу сложно понять, какое из событий или явлений, происходящих в настоящем, станет самым важным в будущем. Если бы он понимал это сразу, как только взял в руки камеру, то в истории общества и государства было бы значительно меньше «белых пятен» и «чёрных дыр».

«Сахалин никому не нужен и не интересен», — писал Чехову его друг и издатель Алексей Суворин. В ответ на это Чехов заявил: «Мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч вёрст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. Теперь вся образованная Европа знает, что виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет».

5. Остров Каторга в фотографиях 1890–1895

До начала поездки на Сахалин Чехов хотел использовать рисунки для будущей книги. Однако его попытка иллюстрировать своё путешествие оказалась несостоятельной. «Вы высказывали как-то мнение, что если бы по возвращении издать иллюстрированное путешествие или описание Сахалина, то дело это могло бы быть выгодно в материальном отношении, следовательно и обеспечено от произведённых затрат», — писал Чехову его знакомый, художник Сахаров, который выражал желание сопровождать писателя на Сахалин. Художник, не имея для этого достаточных средств, рассчитывал получить значительный аванс от Суворина.

Своё отношение к планам Сахарова Чехов выразил в письме к издателю: «Сейчас сидит у меня Е.К. Маркова, которая когда-то жила у вас. Она вышла замуж за художника Сахарова, очень милого, но нудного человека, который во что бы то ни стало хочет ехать со мной на Сахалин рисовать. Отказать ему в своём обществе у меня не хватает духа, а ехать с ним — это сплошная тоска <…>. Мне, конечно, было бы приятно иллюстрировать свою книгу, но когда я узнал, что Сахаров надеется получить не менее тысячи рублей, то у меня пропал всякий аппетит к иллюстрациям…»

Вместе с тем, проезжая Сибирь и восхищаясь красотой природы в своих письмах к близким, Чехов неоднократно вспоминал и поругивал Левитана за то, что тот не поехал с ним вместе. Впрочем, достоверных сведений о том, что Левитан намеревался сопровождать писателя, нет.

Будучи уже в Дуэ, «где начиналась Сахалинская каторга и самое отвратительное место на земле», Чехов познакомился с местным чиновником с телеграфа Иннокентием Павловским, который оказался страстным фотографом-любителем. Все принадлежности — фотопластинки, фотопленки и химикаты — Павловский заказывал на Сахалин из Японии и Америки. Фотография в те времена только начинала развиваться в России. В результате общения Чехова и Павловского родилась идея иллюстрировать книгу «Остров Сахалин» не рисованными картинками, а фотографиями.

Чехов составил список сюжетов, которые должен был снять Павловский по заданию писателя. В личной переписке фотограф просил писателя содействовать получению официального разрешения снимать в тюрьмах и местах проживания каторжан. Благодаря этим фотографиям мы можем понять, какие сюжеты действительно интересовали Чехова на «острове-каторге». Книга вышла спустя пять лет, в 1895 году, но из-за отсутствия необходимых средств у издателя фотографии в неё не вошли.

Известен и другой фотограф-любитель, оставивший документальное свидетельство событий, участником которых стал Чехов. Александр Щербак, бывший революционер-нечаевец, отсидевший срок в тюрьме, был в то время судовым врачом парохода «Петербург», курсировавшего между Одессой и Сахалином. Пятьдесят дней, проведённых с Чеховым в море, очевидно, стали поводом для их дружбы. Письма Чехова подтверждают, что авторство фотографий, сделанных на борту «Петербурга», который перевозил каторжан из России на Сахалин, принадлежит Александру Щербаку. Предполагалось, что снимки также будут использоваться в качестве иллюстраций первого издания книги «Остров Сахалин».

На одной из фотографий Александра Щербака представлен сюжет похорон матроса в море. Похожая ситуация описана Чеховым в рассказе «Гусев», повествующем о холодном безразличии природы к человеческой смерти. В произведении передан разговор двух матросов. Если умереть в море, — рассуждает один, — то близкие никогда не узнают об этом. В случае смерти на борту, — отвечает второй, — фамилию покойного запишут в вахтенный журнал.

Эта история стала поводом для изучения вахтенного журнала парохода «Петербург», на котором была сделана фотография в 1890 году. Умершим оказался Иван Чублинский, рядовой Александровской морской команды с Сахалина. Он ехал домой в Россию, но в пути заболел и умер. Это может показаться незначительной подробностью, но несомненным является то, что спустя 125 лет благодаря фотографии мы можем восстановить некоторые детали истории одного человека.

Александр Щербак накануне своей смерти (1894) передал в дар Антону Чехову весь свой фотоархив, часть которого можно и сегодня найти в фондах Таганрогского музея Чехова. Александр Викторович Щербак умер на рейде в Нагасаки от рака гортани. Ему было 46 лет. Расходы на похороны были оплачены командиром парохода «Петербург» капитаном 2-ранга О. Радловым. Александра Щербака, «обладавшего симпатичным характером, отзывчивым на всё доброе и хорошее», как писал о нём Антон Чехов в письмах, хоронил весь экипаж «Петербурга» — от матроса до командира.

Иннокентий Павловский, в конце концов, продал специально напечатанный альбом с оригинальными сахалинскими фотографиями и авторскими подписями купцу и известному коллекционеру-библиофилу Юдину (Красноярск), чтобы помочь своей дочери учиться в Москве.

Однако в 1906 году и сам коллекционер в результате банкротства и болезни оказался в затруднительном положении. Его архив — свыше 80 тысяч томов — состоял из редких книг, рукописей, картин и фотографий. Чтобы сохранить коллекцию целиком, Юдин попытался продать её государству по «остаточной стоимости». В основном это были книги по истории, археологии и этнографии Сибири и Русской Америки, а также комплекты русских журналов XVIII-XIX веков и несколько сот тысяч рукописей XIII-XIX веков.

Через Публичную библиотеку в Петербурге Юдин обратился к Николаю II. О предложении коллекционера императору доложил директор библиотеки Николай Шильдер. Сегодня известно, что на докладе Шильдера российский император написал резолюцию: «Из-за недостатка средств — отклонить».

Собрание Юдина в 1906 году всего за сто тысяч рублей приобрёл русский эмигрант в Америке Алексей Бабин, тогда руководитель Славянского отдела библиотеки Конгресса США. В начале коллекционер-библиофил отказался продавать архив из-за низкой цены, но в конце концов сделка состоялась, и вся коллекция в 1907 году в восьми железнодорожных вагонах была отправлена из Красноярска в Санкт-Петербург, а дальше — на пароходе в Америку.

Коллекция Юдина сохранилась в библиотеке Конгресса США не полностью. Часть архива была передана в другие государственные библиотеки Америки, часть распродана частным коллекционерам. Однако оригинальные фотографии Иннокентия Павловского по-прежнему хранятся в том же месте.

Мне также удалось найти другие авторские отпечатки Павловского, но уже в России — в Литературном музее (Москва), куда их передал Антон Чехов, в музее Александровск-Сахалинского (месте бывшей каторги на Сахалине), в Сахалинском краеведческом музее Южно-Сахалинска, а также в музее в Петропавловск-Камчатского (Камчатка). Как эти оригинальные фотографии туда попали, выяснить не удалось. Предположительно, Павловский сам мог продать или передать их в государственные институты того времени.

Собранная мной электронная коллекция фотографий Павловского и Щербака из разных источников была обработана, отпечатана на бумаге и безвозмездно передана в музей книги Антона Чехова «Остров Сахалин» (Южно-Сахалинск). В 2015 году эти фотографии экспонировались на Сахалине в рамках кинофестиваля «Край света», а в 2016 году — в музее Красноярска.

Благодаря научному изучению наследия писателя Чехова, нам лишь частично известны истории этих фотографий, как и истории их авторов. Никто и никогда не исследовал отдельно творчество фотографов-любителей Иннокентия Павловского и Александра Щербака. Мне удалось найти единственную научную публикацию Е.Н. Дунаевой «К истории работы над книгой "Остров Сахалин"», в которой подробно исследуются попытки иллюстрировать книгу Чехова.

В результате работы двух фотографов, Павловского и Щербака, сегодня мы можем судить о визуальной истории острова Сахалин, которая является не менее важной, чем история вербальная, написанная Антоном Чеховым.

В 1890 году фотограф Павловский снимал каторжников в селе Дуэ, где находилось единственное частное угольное предприятие «Общество Сахалин», владелец которого проживал в Санкт-Петербурге и никогда не был на острове. Вся сахалинская каторга трудилась на добыче угля. Договор с государством был таким, что любое его нарушение или невыполнение обязательств (невыход на работу, например) вело к огромным штрафам в пользу угольной компании. Согласно договоренностям «Общества Сахалин» и Российской империи, каторжане, по существу, были крепостными. Они не отрабатывали своё наказание в пользу государства, а фактически бесплатно добывали уголь для частного лица.

Вот как это обстоятельство описано Чеховым: «Это — не каторга, а крепостничество, так как каторжный служит не государству, а лицу, которому нет никакого дела до исправительных целей или до идеи равномерности наказания; он — не ссыльно-каторжный, а раб, зависящий от воли барина и его семьи, угождающий их прихотям, участвующий в кухонных дрязгах».

Когда сегодня говорят о достоинствах чеховской переписи населения Сахалина 1890 года, то стыдливо умалчивают, что одним из основных занятий каторжных женщин, прибывших на остров, согласно опросу, была проституция. Вот как об этом пишет Антон Чехов в книге «Остров Сахалин», которую никто не читал, пожалуй, кроме специалистов: «На юге Сахалина, — писал Власов в своем отчёте, — женщины за неимением особого помещения помещаются в здании пекарни… <поэтому> начальник острова Депрерадович распорядился обратить женское отделение тюрьмы в дом терпимости». И далее: «Картина, похожая на ход сельдей в Аниве, когда вслед за рыбой идут целые полчища китов, тюленей и дельфинов, желающих полакомиться икряною селёдкой. Мужики-поселенцы идут за толпой женщин с честными, простыми мыслями: им нужна хозяйка. Бабы смотрят, нет ли в новой партии землячек. Писарям же и надзирателям нужны «девочки».

Возвращаясь с Сахалина на пароходе «Петербург» в Россию, Антону Чехову так и не удалось попасть в Японию, чтобы, по версии писателя Андрея Битова, «пересчитать японских девиц». Однако Чехову удалось в течение трёх месяцев пересчитать каторжан, заполнив десять тысяч анкет для опроса ссыльных и каторжных. О догадках Андрея Битова частично свидетельствуют строки, написанные Чеховым после двух суток, проведённых на Цейлоне:

«Я <…> по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. Когда у меня будут дети, то я им скажу не без гордости: "Вы, сукины сыны, в своё время я имел сношение с черноглазой индуской… где? В кокосовой плантации в лунную ночь"».

Находясь на Сахалине около трех месяцев, Чехов, так или иначе, сравнивал две колонии-каторги двух империй: русский Сахалин и английскую Австралию: «Возмущался, слушая, как мои спутники россияне бранят англичан за эксплуатацию инородцев. Я думал: да, англичане эксплуатируют китайцев, сипаев, индусов, но зато дают им дороги, водопроводы, музеи, христианство, вы тоже эксплуатируете, но что вы даёте?»

Продолжение 6-7: Трудовая вахта как новая каторга, «проклятие островов» и история капитана-самодура

“The islands are a place to work on, not to live in,” one of the Sakhalin’s and Russia’s wealthiest people told me. It is the paradigm of shift-working in a contemporary colony, based on the old hard-labour system.