Острова Подсознания
Часть 1-2: Утро Родины и с чего она начинается [...]
Сахалинская область — единственный регион континентальной России, который полностью расположен на 59 островах. Большинство из них перешли под юрисдикцию СССР в сентябре 1945 года, согласно решению Потсдамской конференции. Тогда с Сахалина и Курильских островов было репатриировано почти 300 тысяч японцев и более 8 тысяч японских военнопленных, а количество советских жителей увеличилось с 70 до 450 тысяч человек.
Книжный фотопроект Calamity Islands аккумулирует современные и архивные фотографии, истории и мнения островитян, собранные документальным фотографом Олегом Климовым в течение нескольких лет пребывания на Сахалине и Курильских островах.
В основе исследования используются цитаты из книги Антона Чехова «Остров Сахалин», а также материалы и фотографии из архивов и фондов московского Литературного музея, сахалинского Краеведческого музея, музея книги Антона Чехова «Остров Сахалин», библиотеки Конгресса США и отдельных публикаций в масс-медиа.
Проводится сравнительный визуальный и социальный анализ образа жизни островитян со времён каторги до настоящего времени. Топографически выделяя уникальные острова и наделяя их свойством социального подсознательного всей России, Олег Климов пытается объяснить поступки и поведение постсоветского человека, разобраться в причинах его ресентимента.
1. Утро Родины
Россия — почти континент, империя сухопутная. В этом смысле Сахалинская область — уникальный регион, состоящий из множества островов в открытом море, связанных друг с другом часто лишь географическим названием и принадлежностью к одному государству.
«Здесь начинается утро Родины», — романтически сообщают рекламные плакаты, олицетворяя тем самым вертикаль власти от Тихого океана до Балтийского моря. Однако сколько бы столетий и какими бы методами мы ни пытались колонизировать острова, Сахалин и Курилы так и не стали «нашей Австралией», несмотря на то, что в обоих случаях земли впервые колонизировались заключёнными в одно и то же время. Почему из каторжной Австралии получилась развивающаяся страна, а Сахалин и Курилы продолжают оставаться «Calamity islands»?
Причин тому множество, но главную из них, мы так и не поняли. Колонизация начинается не с тюрьмы и каторги, а с поселения человека на земле, не с зоны за колючей проволокой, а со свободы в рамках освоения острова. Впрочем, даже остров в море нам всегда казался недостаточно надёжной тюрьмой для человека, а жизнь на нём — наказанием не слишком тяжёлым за совершённые преступления. Поэтому мы строили остров-каторгу, приковывали людей к тачкам, на которых они перевозили каменный уголь, били розгами и лишали их права даже на мечту быть свободными. «Тюрьма — антагонист колонии, и интересы обеих находятся в обратном отношении», — пришёл к выводу Антон Чехов в своей книге путешествий по сахалинской каторге в 1890 году. Казалось бы, простое народное наблюдение «Не место красит человека, а человек — место». Однако российско-советская метрополия всегда игнорировала народное мнение, строго придерживаясь своей идеологии.
Какие гуманитарные изменения произошли до наших дней в период технократического развития цивилизации? Не многие. Аборигены островов исчезли или ассимилировались, потеряв свою культуру и язык, остров-каторга превратился в остров-вахту трансконтинентальных корпораций, а заключённых и каторжников сменили вахтовики и гастарбайтеры — добытчики рыбы, газа и нефти. Острова по-прежнему принадлежат всем и никому, несмотря на заявления политиков и оголтелой пропаганды. В течение двухсот лет население островов формировалось путём добровольного или принудительного бегства людей на материк и наоборот, вербовкой «гектаром земли», который государство всегда может отобрать, если поселенец оказался недостаточно эффективным менеджером. Фактическое отсутствие свободы, гарантированной законом, насилие и агрессия по-прежнему остаются главными инструментами российских конкистадоров. Как раньше, так и сейчас государство использует закон как инструмент насилия.
Кто бы ни был первооткрывателем Сахалина и Курильских островов, голландцы, русские или японцы, но на уровне подсознания до сих пор присутствует ощущение, что острова являются ничейными. Такие чувства, интуитивные или вполне осознанные, и сегодня присутствуют у островитян. В большинстве своём они не имеют какой-либо рациональной основы, но являются очень важными для любого человека и в действительности определяют его принадлежность к пространству и времени. До тех пор, пока человек не почувствует себя на своей земле и в своём доме свободным, острова будут оставаться ничейными.
Удивительно, но в 1867 году русские и японцы признали друг за другом одинаковое право распоряжаться островами — ни те, ни другие не считали острова своими. Паритет сохранялся недолго.
Голландцы, за которыми закрепился статус первооткрывателей, ещё в XVIII веке отказались от претензий на эти территории, потому что тогда не нашли желаемого золота. Его нашли русские, но только в начале XXI века. В российско-японских отношениях вопрос принадлежности островов остаётся по-прежнему актуальным, и до настоящего времени сохраняется обоюдное убеждение обоих государств, что владеть островами вправе каждая из сторон.
В отличие от других империй, ныне уже не существующих, российско-советская империя всегда была «идейной», потому и умирает последней. Идея, и — как следствие — идеология, всегда определяла сущность жизнеустройства России: Третий Рим, мировая революция, коммунизм во всём мире и, наконец, современная попытка — русский мир на территории сопредельной Украины.
Наши конкистадоры открывали и завоёвывали новые земли, на которых последовательно появлялись царские каторги или советские ГУЛАГи как средство колонизации новых или почти непригодных для жизни территорий. На основе насилия и агрессии создавалась «империя идеи», шаг за шагом превращавшаяся в «империю зла». Само насилие стало движущей силой человеческого жизнеустройства, которое веками способствовало формированию особой системы ценностей — русского ресентимента.
Русский ресентимент — результат тысячелетнего принуждения и крепостного права, врождённое и вновь обретённое чувство враждебности ко всему, что человек считает причиной своих неудач и неудовольствий. В его унижениях и оскорблениях всегда виноват кто-то, внешний враг, но никогда — он сам, потому что сам он ничего не решает, ничем не распоряжается, в том числе и собственной жизнью. Теряя остатки идентичности, он не верит в Бога, но свято верит в идею, олицетворением которой ему представляется царь, президент и придуманная ими идеология.
2. С чего начинается Родина
«Дуэ — страшное, безобразное и во всех отношениях дрянное место, в котором по своей доброй воле могут жить только святые или глубоко испорченные люди», — написал Антон Чехов в своей книге «Остров Сахалин». Здесь начиналась каторга, поэтому я решил встретить новогоднюю ночь в Дуэ. В кочегарке вместе с кочегарами.
Если идти от моря к центру села по единственной расчищенной от снега дороге, то слева ещё видны русские шахты, а справа — японские, где работали во время Второй мировой войны. Шахтёры были как русские, так и японцы. Вместе, но каждый на своей стороне. И тем и другим нужен быль уголь. В том числе для войны друг с другом.
Из-за непогоды в Дуэ телевизор не показывал уже четыре дня, стационарные телефоны не работали, дороги никто не чистил, а мобильной связи в селе нет вообще.
«Новогодние продукты» в местном магазинчике были: хлеб белый, селёдка в собственном соку и мандарины корейские. На почти пустых полках я также заметил несколько банок «Камчатской ухи», несколько пачек гречихи, овсянки и макарон. В магазин не привозят алкоголь, табак и туалетную бумагу, потому что это не считается товарами первой необходимости.
В ночь с 31 декабря на 1 января в кочегарку я привез: бутылку водки «Хаски» (0,5 литра), сыр «Российский» (300 граммов), колбасу «Озёрская» (300 граммов) и сок «Любимый» (1 литр). Тортик решил не покупать.
Кочегар Валера, ни слова не говоря, все продукты аккуратно достал из пакета, нарезал колбасы, сыра и сложил в пластиковую коробку из-под печенья. Потом взял две металлические кружки. В одну из них налил чуть больше половины воды, во вторую — чуть меньше половины водки. Молча выпил водку и стремительно запил водой. Закусывать колбасой и сыром не стал, но сразу же спросил: «Кто следующий?» Следующим был я.
Я попытался сказать какой-то тост в честь года уходящего и наступающего, но, судя по выражению кочегара, моя речь не имела успеха. Валера то и дело посматривал на телевизор, из которого сурово говорил царь Иван Грозный в исполнении актёра Яковлева.
Мы молча закурили. Единственный в кочегарке, кто проявил незаурядную коммуникабельность ко мне, был безымянный котёнок. Вначале он запрыгнул ко мне на колени, замурлыкал и стал облизывать руки. Потом перебрался на плечо и своим шершавым языком проник в моё ухо. Но и этого ему показалось мало — он стал неистово облизывать мою бритую голову.
«Он тебя признал, — сказал кочегар после второй выпитой водки. — Но я начинаю ревновать!» Котёнок действительно вёл себя не совсем типично. Я всегда считал, что собаки ко мне проявляют большее внимание, чем кошки. Выпив ещё немного «Хаски», я подумал, что это вовсе не котёнок без имени, а мой личный ангел-хранитель, который перевоплотился, чтобы «нашептать» мне что-то важное. Из-за некоторых опасений я не высказал свои мысли вслух, но выслушал короткую историю котёнка от угрюмого кочегара.
«У соседа кошка родила котят. Котят было некуда девать, и он принёс их к нам в кочегарку, чтобы мы их сожгли. Одного мы оставили себе. Что, неужели не прокормим? — прокормим!» — убедительно закончил он короткую историю моего «ангела-хранителя».
Как выяснилось, в кочегарку приносят не только котят, но щенков и никому не нужных собак. «Некоторых на мясо, а некоторых сжигаем», — просто объяснил кочегар.
Вторым кочегаром был Лёха. Точнее — первым, потому что он был начальником и появился в кочегарке неожиданно, ещё до Нового года, и сразу спросил: «Ну чё, кто здесь курит?» Разумеется, я сразу понял, что поступило предложение покурить совсем не табак.
«Снимать не надо!» — заявил он. «Снимать не будем!» — сказал я. У Лёхи были сбиты костяшки пальцев обеих рук. Они настолько опухли, что ему было трудно сворачивать «сигарки», а мне почему-то захотелось увидеть лицо того человека, по которому били эти кулаки.
Мы пошли подбрасывать уголь в топки. Лёха орудовал лопатой очень ловко и профессионально. Ему было всего 27 лет. Не прощаясь, он пошёл к семье встречать Новый год и слушать новогоднее поздравление президента России.
На Сахалине полная путаница со временем. Правительство так часто его меняло туда-сюда, что в конце концов жители Сахалина стали жить в одном часовом поясе с жителями Владивостока, а сахалинское телевидение продолжает работать по старому времени, с отставанием на час. В результате президент России поздравляет островитян с Новым годом три раза: по ОРТ (Общественное российское телевидение) в 23:00 часа, по НТВ в 00:00 часов, а на канале «Россия» — в 01:00. Поскольку в кочегарке работал только один канал, Россия, нам нужно было ждать часа ночи. В ожидании поздравлений я снимал, как кочегар Валера неистово подбрасывает уголь в топку.
К часу ночи Лёха вернулся в кочегарку, и его подчинённый сразу ему доложил: «Ну, что будем делать с иностранным шпионом? Он снимал, как я уголь бросаю в топку, как на тачке уголь вожу, и так и сяк. Разве что голого не снял. Я не раздевался! Но котёнка он хочет с собой забрать — уже имя ему дал! Если что, Лёха, печи у нас работают, ты же знаешь. Следов не останется».
«Ничего не будем делать, — засмеялся Лёха. — Пусть идёт, если закончил свою работу». Лёха в Новом году был весел и добр.
Я верю, что это была шутка, но как известно, в каждой шутке есть только доля шутки. Котёнка мне не отдали, и я надеюсь, что мой «ангел-хранитель» снова перевоплотится в свою прежнюю мистическую форму бытия.
Дуэ — колыбель сахалинской каторги. Как раньше, так и сейчас в поселении только одна улица, которая ведёт к морю и, следовательно, — к свободе. Первым утром Нового года я был рад снова оказаться на ней.
Продолжение 3-4:
Oleg Klimov